Оберон, 35 - 18 декабря 2007 01:12

В моей непокоримой и непримиримой гордости, в моей ненависти к обыденности и моём тщеславии, в моей любви к уникальности, в моей противоречивой природе и в уединённом молчании скользит для всякого наблюдательного сознания мой жалкий и ничтожный вой, мой унижающий сам себя крик обречённого, моя покорность и смирённость. И всякий мог бы отчётливо разобрать в этом моё:
- Мирись со мной, Вселенная! Мирись со мной, моей природой и моим есством. Прошу, о Чудеснейшая!
Порой мне бывает признаться в этом кому-либо; куда тяжелее - себе. Ненавистное чувство стыда, вооруженного терзающим душу бичом позора враз умудряется замкнуть мой рот. Но глаза иной раз могут заставить моё отчаяние выплескиваться наружу солёными каплями, и мне вновь и вновь нужно смахивать обжигающие самолюбие слёзы со своих щёк.
Кто я? Человек? Почему мне ненавистно понимать это? Почему же мне неприятно признаваться в этом?
Хвастунья-надежда продлевает мои страдания, высокомерно даруя иллюзию благополучия, столь желаемого мною. Надменно кидает мне мираж того, о чём бы я посмел лишь и только мечтать. Но эти дары лишь толкают меня в клетку безысходности, и её стальные прутья режут холодом мой разум, что безрезультатно тщится привыкнуть к ней, пытается приучить себя к вечному заключению, с завистью наблюдая за играми незаслужено получивших свободу.
Жгучая самовлюблённость борется с пониманием, естественность - с мудростью, а мне остается лицезреть их поединок. Вечно быть зрителем.

• 
• 
•